- Совершенно необходимо разобраться- а чьто это у меня за такие за заботы? И есть ли они вообще? Что я так завидую детям.
За окном было всего половина четвертого, но небо уже совсем засобиралось просыпаться. Александр Николаевич взглянул на часы и с удивлением ещё раз посмотрел во все ещё заспанное, но уже все решившее для себя пространство над головой, над домом, в котором он жил, над детской площадкой под этим домом, стоянкой машин, деревьями, школой и так дальше на сколько хватало глаз.
Бырынзило подумал, что если есть глобальное потепление, наверно что-то придумали и с глобальным увеличением длины светового дня. Просто он пропустил, так как телевизора почти уже не смотрел, даже новостей.
Но нужно было не отвлекаться. А думать про детей и про зависть к их беззаботности. Александр Николаевич оттолкнулся ножкой и стал покачиваться. В такт рассвету.
По всему выходило, что никаких каких-то особенных забот у Александра Николаевича и нет.
Ну, пожрать. Ну, попить и даже выпить. Ну уплотить за отдельную комнатку.
- Разве же это заботы,- сокрушался Бырынзило. Он никак не мог найти ответ.- Не заботы это, а херня,- сплюнул в окно Саша. Он проследил за плевком. И когда тот долетел до земли и разбился. Александр Николаевич с печалью понял. Что никакой такой другой заботы у него. Кроме как думать о том, что он умрет- и нет.
Грустно Александру Николаевичу сделалось за то, что понимание это ничего не давало. Это была даже не трусость- это был миллионами лет заработанный инстинкт самосохранения.
И ещё понял Александр Николаевич.
Что детство заканчивается только тогда.
Когда начинаешь заботиться о том. Что когда-то умрешь.
Journal information