Отдохнув, он разогнался и кинулся на дверь. Он бил её ногами, кулаками, он кидался на дверь всем телом, разбегался кидался вновь и вновь, снова бил, бил, бил, пока обессиленный не сполз по двери вниз уже не функционально, а просто от нерастраченной злобы, хлопая по двери открытой ладонью.
- Милый, можно я попробую.
Он поглядел на неё с пола, на неё- высокую, стройную, грациозную, атлетически сложенную, мало в чем даже уступающую ему, затем посмотрел в глаза и уже успевшими треснуть от обезвоживания побелевшими губами улыбнулся и произнес:
- Да, любимая, конечно.
Он усилием отвалился от двери, давая пространство, а потом с еле сдерживаемыми слезами смотрел, как теперь она бьется, кидается на дверь, как развернувшись спиной, бьёт по ней ногами, как разбивает свои прекрасные руки в кровь. "Бесполезно,- пронеслось у него в голове. А потом уже медленно и по слогам,- бес-по-лез-но".
- Милая, -вроде бы произнес он, но изо рта вырвался только какой-то невнятный хрип. Тогда он поднял руки и скрестил их над собой, показывая, что хватит. На глазах у неё тогда появились слёзы, она все стояла спиной к двери и упрямо била её подошвой и плакала, плакала, плакала, понимая, что это конец. Наконец, она остановилась и он, превозмогая себя, произнёс, теперь уже внятно:
- Иди ко мне... Давай просто полежим рядом. На последок...
А ведь я мог их выпустить, этих двух мух, застрявших в межоконном пространстве и околевших в конце концов от голода. Но всё ради искусства, решительно всё!
