Когда я родился, не было ведь почти ничего из того, что есть сейчас, Геше.
Не было неевклидовой геометрии, евклидовой не было тоже, не было букв, из которых состоит это слово, не было даже чернил, которыми написаны эти буквы и бумаги, на которой эти буквы сейчас расположены- её тоже не было. Это все появилось только спустя годы, сначала появилась бумага, потом я удивился чернилам на своих маленьких руках, потом возникли буквы, потом из этих букв я сумел сложить слово.
Скажи мне, Геше, сейчас точно также постепенно все начнёт исчезать?
Геше, я чувствую, что мое время повернуло назад, оно больше не идёт вперед. Моя часовая и моя минутная- они добрались до вершины, они стоят на двенадцати и теперь им путь только вниз. Но скажи, Геше, зачем вообще вертелись стрелки в этих часах, ведь время они показывали- да и показывают сейчас- только мне. И это тонкое "тик-так"- его слышу ведь тоже только я. Или нет, Геше? Я очень надеюсь, что нет.
Говорят, Геше, что вниз всегда легче чем вверх, а я этого не вижу Геше.
Когда вверх, тогда видно только солнце и небо, тогда кажется, что так будет вечно, тогда захватывает дух от красоты перьевых, тогда можно рассмотреть в кучевых узоры на панцире черепахи или фасеточный глаз стрекозы. Тогда даже видна радуга- вся, целиком, Геше. А когда вниз- там одна только земля, Геше. Да, на земле могут расти цветы, но отчего то мне мерещится, что это могильные цветы, Геше.
Впрочем, Геше, если ты говоришь, что я только я сам тку ткань этого мира, то куда же он без меня, этот мир?
Так что это цветы не на моей могиле Геше. Это просто цветы.
А мои стрелки дойдут до низу и опять отправятся вверх и я рад этому, Геше, ты не представляешь, как я этому рад.
Journal information